Неточные совпадения
Вспоминал затеянный им постыдный процесс
с братом Сергеем Иванычем за то, что тот будто бы не выплатил ему долю из материнского имения; и последнее дело, когда он уехал служить в Западный
край, и там
попал под суд за побои, нанесенные старшине….
В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часу, когда
с удивлением, но и
с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и
край желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти
падая от усталости.
Вскочил Захарий и, вместе
с высоким, седым человеком, странно легко поднял ее, погрузил в чан, — вода выплеснулась через
края и точно обожгла ноги людей, — они взвыли, закружились еще бешенее, снова
падали, взвизгивая, тащились по полу, — Марина стояла в воде неподвижно, лицо у нее было тоже неподвижное, каменное.
Придерживая очки, Самгин взглянул в щель и почувствовал, что он как бы
падает в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял, что свет отражается на поверхности воды, налитой в чан, — вода наполняла его в уровень
с краями, свет лежал на ней широким кольцом; другое, более узкое, менее яркое кольцо лежало на полу, черном, как земля. В центре кольца на воде, — точно углубление в ней, — бесформенная тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
Там нашли однажды собаку, признанную бешеною потому только, что она бросилась от людей прочь, когда на нее собрались
с вилами и топорами, исчезла где-то за горой; в овраг свозили
падаль; в овраге предполагались и разбойники, и волки, и разные другие существа, которых или в том
краю, или совсем на свете не было.
А другой быстро, без всяких предварительных приготовлений, вскочит обеими ногами
с своего ложа, как будто боясь потерять драгоценные минуты, схватит кружку
с квасом и, подув на плавающих там мух, так, чтоб их отнесло к другому
краю, отчего мухи, до тех пор неподвижные, сильно начинают шевелиться, в надежде на улучшение своего положения, промочит горло и потом
падает опять на постель, как подстреленный.
Раз Надежда Васильевна
попала на деревенскую свадьбу и
с этого деревенского «веселья» даже заболела: недаром сложились эти похоронные свадебные песни — в них выливалась вся бабья мука мученическая, которой не было конца-краю.
Следующая речка после Найны была Тыченга (по-удэгейски Тэенга). Она длиной около 20 км и также берет начало
с хребта Карту. В верховьях Тыченга протекает по узкому и глубокому ущелью,
края которого
падают к реке под углом чуть ли не в 60 или 70° и сплошь покрыты осыпями.
Их узорчатые
края, пушистые и легкие, как хлопчатая бумага, медленно, но видимо изменялись
с каждым мгновением: они таяли, эти облака, и от них не
падало тени.
Поверьте, — продолжала она, тихонько поднимаясь
с полу и садясь на самый
край кресла, — я часто думала о смерти, и я бы нашла в себе довольно мужества, чтобы лишить себя жизни — ах, жизнь теперь для меня несносное бремя! — но мысль о моей дочери, о моей Адочке меня останавливала; она здесь, она
спит в соседней комнате, бедный ребенок!
— Валимся! — проговорила Лиза и, забросив за уши свои кудри,
упала на мягкую теткину постель. За нею
с краю легла тихо Гловацкая.
Некоторые родники были очень сильны и вырывались из середины горы, другие били и кипели у ее подошвы, некоторые находились на косогорах и были обделаны деревянными срубами
с крышей; в срубы были вдолблены широкие липовые колоды, наполненные такой прозрачной водою, что казались пустыми; вода по всей колоде переливалась через
край,
падая по бокам стеклянною бахромой.
Под влиянием этого же временного отсутствия мысли — рассеянности почти — крестьянский парень лет семнадцати, осматривая лезвие только что отточенного топора подле лавки, на которой лицом вниз
спит его старик отец, вдруг размахивается топором и
с тупым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной шеи; под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит какое-то наслаждение остановиться на самом
краю обрыва и думать: а что, если туда броситься? или приставить ко лбу заряженный пистолет и думать: а что, ежели пожать гашетку? или смотреть на какое-нибудь очень важное лицо, к которому все общество чувствует подобострастное уважение, и думать: а что, ежели подойти к нему, взять его за нос и сказать: «А ну-ка, любезный, пойдем»?
Смятение было невообразимое; у всех точно пелена
с глаз
упала. И вдруг, без всякого предварительного соглашения, в одно мгновение ока, всем припомнилось давно забытое слово"начальник
края"…
Сначала она стояла в заводской конторе, куда
попал Родион Антоныч крепостным писцом на три
с полтиной жалованья; потом Родион Антоныч присвоил ее себе и перенес на
край завода, в бедную каморку, сырую и вонючую.
Только смею доложить, что если эти скиты не будут опять в скором времени сформированы, так можно поручиться, что и весь этот
край разврата не минует, по той причине, что эти «матери» по всем деревням, можно сказать, как вороны разлетелись и всюду
падаль клюют-с.
Казалось бы, это ли не жизнь! А между тем все крутогорские чиновники, и в особенности супруги их,
с ожесточением
нападают на этот город. Кто звал их туда, кто приклеил их к столь постылому для них
краю? Жалобы на Крутогорск составляют вечную канву для разговоров; за ними обыкновенно следуют стремления в Петербург.
Я сидел
с краю компании, а рядом со мною помещался неизвестный юноша, до такой степени беловолосый, что я заподозрел: непременно это должен быть «скиталец» из Котельнического уездного училища, который каким-то чудом
попал в Германию.
— Дядюшка! — неистово закричал Александр, схватив его за руку, но поздно: комок перелетел через угол соседней крыши,
упал в канал, на
край барки
с кирпичами, отскочил и прыгнул в воду.
Щука (разевает
пасть, чтобы лжесвидетельствовать, но при виде ее разинутой
пасти подсудимым овладевает ужас. Он неистово плещется в тарелке и даже подпрыгивает,
с видимым намерением перескочить через
край. У щуки навертываются на глазах слезы от умиления, причем
пасть ее инстинктивно то разевается, то захлопывается. Однако ж мало-помалу движения пискаря делаются менее и менее порывистыми; он уже не скачет, а только содрогается. Еще одно, два, три содрогания и…)
Курбан сидел
с краю канавы и пел «Ля илляха иль алла» и не торопясь стрелял, но
попадал редко.
Приехавши в главный город
края, мы остановились в большом казенном доме, в котором мы буквально терялись как в пустыне (князь не имел семейства). Было раннее утро, и мне смертельно хотелось
спать, но он непременно желал, чтобы немедленно произошло официальное представление, и потому разослал во все концы гонцов
с известием о своем прибытии. Через два часа залы дома уже были наполнены трепещущими чиновниками.
Отец брал меня
с собою, и мы, в сопровождении толпы всякого народа, обметывали тенетами лежащего на логове зайца почти со всех сторон;
с противоположного
края с криком и воплями бросалась вся толпа, испуганный заяц вскакивал и
попадал в расставленные тенета, Я тоже бегал, шумел, кричал и горячился, разумеется, больше всех.
В середине этого плетня оставляются одни, иногда двое ворот, или дверей (в аршин или аршин
с четвертью шириною), в которые вставляются морды, прикрепленные к шестам; два хода, или отверстия, оставляются иногда для того, чтобы было ставить одну морду по течению, а другую против течения воды: рыба идет сначала вверх, а потом, дойдя до
края разлива, возвращается назад и будет
попадать в морды в обоих случаях.
Солдаты укладывались
спать. В нашей палатке, где, как и в других, помещалось шестеро на пространстве двух квадратных сажен, мое место было
с краю. Я долго лежал, смотря на звезды, на костры далеких войск, слушая смутный и негромкий шум большого лагеря. В соседней палатке кто-то рассказывал сказку, беспрестанно повторяя слова «наконец того», произнося не «тово», а «того».
— Слава-богу лег на пол
спать с своей принцессой, да во сне под лавку и закатись, а тут проснулся, испить захотел, кругом темень, он рукой пошевелил —
с одной стороны стена, повел кверху — опять стена, на другую сторону раскинул рукой — опять стена (в крестьянах к лавкам этакие доски набивают
с краю, для красы), вот ему и покажись, что он в гробу и что его похоронили. Вот он и давай кричать… Ну, разутешили они нас тогда!
И
с сознанием этим, да еще
с болью физической, да еще
с ужасом надо было ложиться в постель и часто не
спать от боли большую часть ночи. А на утро надо было опять вставать, одеваться, ехать в суд, говорить, писать, а если и не ехать, дома быть
с теми же двадцатью четырьмя часами в сутках, из которых каждый был мучением. И жить так на
краю погибели надо было одному, без одного человека, который бы понял и пожалел его.
Он
спит, — и длинные ресницы
Закрыли очи под собой;
В ланитах кровь, как у девицы,
Играет розовой струёй;
И на кольчуге боевой
Ему не жестко.
С сожаленьем
На эти нежные черты
Взирает витязь, и мечты
Его исполнены мученьем:
«Так светлой каплею роса,
Оставя
край свой, небеса,
На лист увядший
упадает;
Блистая райским жемчугом,
Она покоится на нем,
И, беззаботная, не знает,
Что скоро лист увядший тот
Пожнет коса иль конь сомнет...
Светает. Горы снеговые
На небосклоне голубом
Зубцы подъемлют золотые;
Слилися
с утренним лучом
Края волнистого тумана,
И на верху горы Шайтана
Огонь, стыдясь перед зарей,
Бледнеет — тихо приподнялся,
Как перед смертию больной,
Угрюмый князь
с земли сырой.
Казалось, вспомнить он старался
Рассказ ужасный и желал
Себя уверить он, что
спал;
Желал бы счесть он всё мечтою…
И по челу провел рукою;
Но грусть жестокий властелин!
С чела не сгладил он морщин.
Воспаленные, широко раскрытые глаза (он не
спал десять суток) горели неподвижным горячим блеском; нервная судорога подергивала
край нижней губы; спутанные курчавые волосы
падали гривой на лоб; он быстрыми тяжелыми шагами ходил из угла в угол конторы, пытливо осматривая старые шкапы
с бумагами и клеенчатые стулья и изредка взглядывая на своих спутников.
Однако мне в этот раз не суждено было кончить мою работу, потому что в окно ко мне влетело и прямо
упало на стол письмо в траурном конверте,
с очень резкими и, как мне показалось, чрезмерно широкими черными каймами по
краям и крест-накрест.
Маленький лапсердачник вспыхнул. Глаза его засверкали, как острые гвоздики, и быстрым кошачьим движением он кинулся на обидчика. Дробыш стоял у
края клумбы. При неожиданном толчке он запнулся и
упал назад, сломав любимые цветы дяди. Это очень сконфузило Дробыша. Он поднялся и стал
с беспокойством смотреть на произведенные падением опустошения. Его маленький противник стоял, весь насторожившись, ожидая, очевидно, продолжения битвы.
По крайней мере, Огнев, вспоминая впоследствии о хорошенькой Верочке, не мог себе представить ее без просторной кофточки, которая мялась у талии в глубокие складки и все-таки не касалась стана, без локона, выбившегося на лоб из высокой прически, без того красного вязаного платка
с мохнатыми шариками по
краям, который вечерами, как флаг в тихую погоду, уныло виснул на плече Верочки, а днем валялся скомканный в передней около мужских шапок или же в столовой на сундуке, где бесцеремонно
спала на нем старая кошка.
Но жена не слышит, подавленная сном. Не дождавшись её ответа, Тихон Павлович встал, оделся и, сопровождаемый её храпом, вышел из комнаты на крыльцо, постоял на нём
с минуту и отправился в сад. Уже светало. Восток бледнел, алая полоса зари лежала на
краю сизой тучи, неподвижно застывшей на горизонте. Клёны и липы тихонько качали вершинами; роса
падала невидимыми глазом каплями; где-то далеко трещал коростель, а за прудом в роще грустно посвистывал скворец. Свежо… И скворцу, должно быть, холодно…
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнём в очах,
с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо
спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашёл привет унылый
Сын севера, бродя в
краю чужом.
Пыль рассеялась. По-прежнему виден дворец и спокойная фигура старого Короля. Толпа затихает. Гулянье продолжается. Вместе
с тем в воздухе проносятся освежительные струи, как будто жар
спал. Плавно и медленно выступает из толпы Дочь Зодчего — высокая красавица в черных тугих шелках. Она останавливается на
краю, прямо над скамьей, где сидит убитый тоскою Поэт, — и смотрит на него сверху.
И
с этим криком она полетела вверх тормашками на землю. Утки громко закричали; одна из них хотела подхватить бедную спутницу на лету, но промахнулась. Лягушка, дрыгая всеми четырьмя лапками, быстро
падала на землю; но так как утки летели очень быстро, то и она
упала не прямо на то место, над которым закричала и где была твердая дорога, а гораздо дальше, что было для нее большим счастьем, потому что она бултыхнулась в грязный пруд на
краю деревни.
Майор присел на стул перед кроватью, около столика, безотчетно поправил отвернувшийся
край простыни, подпер руками голову и без думы, без мысли,
с одною только болью в сердце, стал глядеть все на те же былые подушки да на тот же портрет, смотревший на него со стены добрыми, безмятежными глазами. Так застали его первые лучи солнца. Он
спал теперь сном глухим и тяжелым.
Вечером долго сидели за чайным столом. Шли разговоры веселые, велась беседа шутливая, задушевная. Зашла речь про скиты, и Патап Максимыч на свой конек
попал — ни конца, ни
краю не было его затейным рассказам про матерей, про белиц, про «леших пустынников», про бродячих и сидячих старцев и про их похожденья
с бабами да
с девками. До
упаду хохотал Сергей Андреич, слушая россказни крестного; молчала Аграфена Петровна, а Марфа Михайловна сказала детям...
И Лиза засела между четырьмя стенами. Она не позволяла себе выходить ни на двор, ни на террасу. Ей можно было видеть небо только из-за оконной занавески… К ее несчастью, папаша Ивана Петровича всё время был под открытым небом и
спал даже на террасе. Обыкновенно отец Петр, маленький попик, в коричневой рясе и в цилиндре
с поднятыми
краями, медленно разгуливал вокруг дач и
с любопытством поглядывал сквозь свои дедовские очки на «неведомые земли».
Башкирцы и мещеряки, обольщенные подарками и обещаниями самозванца, стали
нападать на русские селения и толпами переходить в шайки бунтовщиков; киргизский хан Нурали вошел в дружеские сношения
с Пугачевым, мордва, черемисы, чуваши заволновались и перестали повиноваться русскому правительству, служилые калмыки бегали
с форпостов, помещичьи крестьяне Оренбургского
края и по Волге заговорили о воле, о воле «батюшки Петра Федоровича».
В святой простоте ума и сердца, я, находясь в преддверии лабиринта, думал, что я уже прошел его и что мне пора в тот затон, куда я, как сказочный ерш,
попал, исходив все океаны и реки и обив все свои крылья и перья в борьбе
с волнами моря житейского. Я думал, что я дошел до
края моих безрассудств, когда только еще начинал к ним получать смутное влечение. Но как бы там ни было, а желание мое удалиться от мира было непреложно — и я решил немедленно же приводить его в действие.
Через минуту он снова попросился в постель. Степан и Андрей взяли его под мышки и приподняли. Он хотел перешагнуть через
край ванны, занес было ногу, — она
упала назад, и Игнат,
с вывернувшимися плечами, мешком повис на руках санитаров. Я взял его за ноги, мы понесли больного на постель. Все время его продолжало непроизвольно слабить; теперь это была какая-то красноватая каша
с отвратительным кислым запахом.
— А испытания какие Господь посылал на Кладенец… Татарский погром обрушился на наш
край после разорения Владимира на Клязьме… Пришла гибель Кладенцу. Его князь один из немногих не
пал духом и пошел на врагов и погиб в рядах своей рати… Шутка сказать, когда это было: пятьсот
с лишком лет назад… И хан Берку чуть опять не истребил нашего города, и царевич татарский Драшна грозил ему огнем и мечом!
Телега сильно накренилась — сейчас
упадет; на ноги Марьи Васильевны навалилось что-то тяжелое — это ее покупки. Крутой подъем на гору, по глине; тут в извилистых канавах текут
с шумом ручьи, вода точно изгрызла дорогу — и уж как тут ехать! Лошади храпят. Ханов вылез из коляски и идет по
краю дороги в своем длинном пальто. Ему жарко.
Падала вера в умственные свои силы и способности, рядом
с этим
падала вера в жизнь, в счастье. В душе было темно. Настойчиво приходила мысль о самоубийстве. Я засиживался до поздней ночи, читал и перечитывал «Фауста», Гейне, Байрона. Росло в душе напыщенное кокетливо любующееся собою разочарование. Я смотрелся в зеркало и
с удовольствием видел в нем похудевшее, бледное лицо
с угрюмою складкою у
края губ. И писал в дневнике, наслаждаясь поэтичностью и силою высказываемых чувств...
Вот луч солнца, точно отделившись от огненного своего снопа, пронизывает облако пыли и
падает на воз
с чем-то темным и рыхлым, прикрытым рогожей, насквозь промоченной и обтрепанной по
краям.
Но вдруг из-за крайнего строения, приютившегося на самом
краю деревни, выскакивает громадный лохматый пес и
с громким лаем бросается под ноги Востряка. Испуганный Востряк сделал отчаянный прыжок в сторону. От этого неожиданного движения Юрик потерял равновесие и, выпустив гриву лошади из рук,
упал из седла прямо на твердую каменистую дорогу, громко вскрикнув от боли и разом потеряв сознание.
Что делалось в это время
с Лизой? Какое счастье внезапно
упало на нее
с неба? Она сама не могла отдать себе отчета в том, что, как
с нею случилось. Голова ее кружилась, горела… Она чувствовала, что несется на огненных крыльях в
край неведомый, таинственный и не в силах спуститься на землю, образумиться…
Кое-как влез он в бричку, и
упав головой в угол сиденья, со свесившимися
с краю брички ногами, заснул как убитый.